Читать книгу "Корвус Коракс  - Лев Гурский"

– А это еще что? – Тезка поднял с травы пожелтевшие бумажные листки и подал их Фишеру. – Глядите, тут какие-то старые документы. Наверное, они были внутри этой игрушки…

В первое мгновение я по-настоящему испугался, глядя на Вилли Максовича. Мне показалось, что старику стало плохо и он умрет прямо у нас на глазах. Но спустя секунду-другую до меня дошло, что все ровно наоборот: Фишеру было хорошо. Да что там хорошо – старый разведчик был счастлив. Это выражение свирепого веселья на его лице я уже видел один раз, несколько дней назад: когда он узнал о сталинской фонограмме внутри носителя. Теперь все повторилось.

– Ах ты сволочь пернатая! – сказал он Корвусу. – Ах ты хренов мерзавец, паскуда, каналья, вражина… паршивец… тварь… подонок…

Раньше я не предполагал, что такие бранные слова можно произносить с такой нежностью.

– Это оно?.. То самое, о чем я подумал? – Раткевич вытянул руку и очень осторожно пощупал пальцем ветхий бумажный листок. Я вдруг понял, почему консультант по всем наукам не подходит слишком близко и не хочет брать в руки бумагу: он боится забрызгать ее слезами.

– Именно то, – кивнул Фишер. – В своей игрушке внук Молотова спрятал не одно, а сразу два послания. И если бы не вредительство этой птицы, мы бы еще до-о-о-олго не нашли второго…

Кася сбегала в палатку и принесла еще стакан с водой и салфетку. Разволновавшийся Витольд стал сбивчиво рассказывать про какое-то местечко под Смоленском, про сгинувшего где-то в тех краях в далеком сороковом подхорунжего Богуслава Раткевича, и про каменномордых историков и работников архивов, которые годами твердили ему, что никакого секретного протокола к договору с Германией не найдено, а раз не найдено, значит, его и не было.

– Но я знал, я знал! – повторял Витольд, и глаза у него уже опять были на мокром месте. – Я всегда знал, что он будет найден – настоящий оригинал пакта Молотова – Риббентропа…

Корвус поймал ключевое слово и, оторвавшись от матерчатых останков уточки, произнес с гортанным грузинским акцентом:

– …господин Р-риббентр-роп, я хочу випить за здор-ровье вашего вожьдя, котор-рого так сильно любит гер-рманская нация…

– Это что, Сталин? Он что же, пьет за здоровье Гитлера? – изумился адвокат Жадов.

Еще совсем недавно и я, Иннокентий Ломов, точно так же таращил бы глаза. Однако теперь меня уже трудно было удивить. Дар речи ко мне вернулся, и я сказал, обращаясь к Наждачному:

– Вот из-за этой сталинской записи за ним и охотятся. Кое-кому не хочется вспоминать…

– А вот здесь, Иннокентий, ты неточен! – решительно перебил меня Фишер. Миг счастья прошел, и на лице его вновь проступила тревога. – Дело не только в воспоминаниях о прошлом. С вороном связано еще кое-что, помимо истории. Боюсь, всех нас скоро ждет большая беда.

Наждачный хотел потереть лоб и наткнулся ладонью на свежую повязку.

– Проклятый попугай, – пожаловался он. – Хотя при чем тут попугай? Я просто загнался. Нельзя так долго работать без выходных и отпуска – начинаешь тупеть и плохо соображать… Кажется, я снова потерял нить. Вы не могли бы рассказать обо всем по порядку, с самого начала?

Глава двадцать четвертая. Трафальгар

«Эр ист кайн толлер райтер! Им копф хат ер нур вайбер! Унд загт, дас кэмпфен махт им кайнен шпас! Дас ист вар!» Из зарослей на холме, где мы прятались с ночи, неплохо просматривалась вся южная сторона турбазы Осколково, а уж пение, доносящееся с крыши караулки, здесь было слышно так отчетливо, что за последние три часа мы успели возненавидеть всех: и квартет исполнителей – трех бурохвостых жако и удода, – и старинную поп-группу «Чингисхан», и самих охранников, которые закольцевали на бесконечный повтор одну-единственную песню.

«Ху-ха, ху-ха, ху-ха, казачок… Ху-ха, ху-ха, ху-ха, казачок…» – каждые две минуты надрывался удод, исполнитель припева. Возле караулки столпились крайне довольные собой стражи турбазы, наряженные в снежно-белые папахи, ярко-оранжевые черкески с газырями и пронзительно-зеленые галифе с лампасами. Некоторые из охранников не просто слушали. Они вместе с удодом самозабвенно «хухакали» в припеве, приплясывали, притоптывали сапогами и сами при этом были похожи на стаю разрезвившихся экзотических птиц – то ли хохлатых голубей, то ли Гульдовых амадинов. Может, у охраны это считалось утренней гимнастикой?

– Ну и цвета! – с раздражением сказал Вальков, оторвавшись от своего бинокля. – Дизайнеров эдакого косплея я бы отправил в кухонный наряд бессрочно. Не одежда, а настоящая глазунья с морепродуктами. И функциональность костюмов почти нулевая, как математик говорю. Пешие не гомотетичны конным. На земле размахнешься нагайкой – своего зацепишь, быстро побежишь – в полах запутаешься… Нам это, понятно, только на руку.

– Сталкивались мы с такими, – буркнул Фишер. – В сорок четвертом фон Паннвиц строил казачий корпус, а на кадрах у него сидел атаман Шкуро, группенфюрер СС, даже среди той поганой публики редкостная, говорят, гнида. Записывались к нему в основном ради формы и жратвы, хотя идейные тоже были, молились на Адольфа… Не знаю, как насчет математики, но бегали они неплохо – что те, что другие. Сам видел. Некоторых, правда, все равно догнали и вздернули – после войны, когда я уже в Норильлаге свою десятку мотал, по пятьдесят восьмой.

– Среди нынешних казачков идейных не бывает, – усмехнулся Наждачный и поправил на голове новенькую адмиральскую треуголку. В канун битвы он решил, что его черная повязка все же будет лучше сочетаться с Нельсоном. – Если бы пионеры для охраны базы взяли эмвэдэшников вместо трехрублевых халявщиков, нам пришлось бы помучиться. А в казачьих ЧОО обычно алкаш на алкаше. Они смелые, только когда их «водолазы» со всех сторон прикрывают… Справимся. – Андрей Антонович взглянул на циферблат часов. – Минут через пятнадцать можно начинать.

– Лучше через двадцать, – посоветовал Фишер. – Пускай команда «Проньки» хотя бы лишние пять минут попрактикуется с сетью. Следовало дать им больше времени для тренировок…

Вилли Максович, как обычно, был прав. Подготовку к сегодняшнему сражению мы вчера и впрямь начали довольно поздно – по очень уважительной причине.

Сперва мне пришлось вновь рассказывать о Корвусе и о тех обстоятельствах, которые в итоге привели нас в штабную палатку. Излагать ту же историю по второму разу оказалось намного проще. Фишер помогал мне репликами, Кеша – мимикой, а все штабные – вопросами по ходу моего рассказа. На некоторые я отвечал сразу, а некоторые Наждачный отсекал нетерпеливым жестом, успокаивая своих: дескать, это мелочи, про них потом, давайте дальше!

Из всех моих здешних слушателей Андрей Антонович был лучшим. Несмотря на усталость и травму, он быстро схватывал суть и, чуть что, не стеснялся признаваться в собственном невежестве и просить объяснений. Про «секретный протокол» вместо меня растолковывал Фишер, а помогал ему Витольд. На этой теме старый разведчик и научный консультант как-то очень быстро спелись, особенно когда выяснили, что из штабных больше никто вообще не был в курсе тех давних событий – как, кстати, и я сам три дня назад. Но только теперь старик уже не стал ругаться на школьных Марьиванн. Благодаря Раткевичу – знатоку вузовской науки – он понял, что затюканные исторички в школах не могли дать больше, чем знали сами.